Трепанация времени по-бальзачьи
(Обзор толкований и комментарии)

Кое-кто может назвать это трёпом. Но человек высокоинтеллектуального менталитета, серьёзно относящийся к каждому своему делу и в особенности к каждому своему слову, никогда так не выразизюкается. Он изречет по-нашему, по высокоинтеллектуальному, не треп, но трепанация. Так вот. Данный тре... данная трепанация посвящается взаимодействию двух уникальных странностей мироздания – бальзака и времени – в предположении, что их соединяет нечто третье, тоже странное, называемое интуицией времени по-бальзачьи. Понятно, что затронув бальзаков, нельзя обойти другие их недостатки, а затронув понятие время, нельзя (хотя бы из вежливости) говорить только о времени бальзаков. Поэтому далее – везде, где не утверждается противоположное, будем считать, что бальзаки – это просто бальзаки, время – только время, а связь того и другого предоставляется читателю в качестве упражнения.

Мысленно вскрывая черепную коробку мысленного бальзака мысленным буравчиком, (используя правило правой руки) особенно интересно наблюдать пресловутую так называемую интуицию времени. Любого гуру можно срезать, попросив назвать восемь отличий понятия интуиции времени от понятия интровертной интуиции. Но, поскольку эта тема посвящена не теории интуиции, а интуиции в натуре (в натуре бальзака), то все эти тонкие теоретические хитрости мы оставим. Тем, кому интересно.

Ах, интуиция времени, как поэтично воспевают тебя классики [2]:

Главная ценность в мире – рошкошные сады собственного воображения. Оно, это воображение, никогда не наскучит, ибо в нем так волшебно-легко появляются замечательные сюжеты, идеи, образы! С его помощью можно проникнуть и в глубину прошлого, и в туманные дали будущего, почувствовать окружающий мир в его целостности, уловить динамику и тенденции основных событий, угадать конечный результат.

– Оценка гармоничности человека, своевременности его действий.

– Умение понять взаимосвязь времен, увидеть тенденции, предсказать ход развития событий, увидеть перспективы. Склонность к прогнозам.

– Осознание времени как некой субстанции, вплоть до его физического ощущения. Умение управлять внутренним временем.

– Умение оперировать временными интервалами, оценить затраты по времени, рассчитать чьи-либо действия во времени, задать темп, управлять своим и чужим временем.

– Восприятие происходящего как некоего процесса. Осознание преимуществ ситуации во времени, актуальности, значимости момента времени.

– Стремление к гармонии, балансу, соразмерности во внешнем и внутреннем мире. Мистическое чувство.

Причем, автор этого описания, будучи джеком по натуре, видимо, знает о чем говорит. Будем считать, что один подход уравновешивает другой. Делая заявку на победу, сразу скажу, что бальзак – это именно тот, кто может бесконечно долго воображать сады с сюжетами, идеями и образами в глубинах прошлобудущего, но лишь стоит его как следует взять за шкирку и встряхнуть, и он тут же начнет уметь понять взаимосвязь как некой субстанции, оперировать временными интервалами, рассчитывать на чьи-либо действия в некоем процессе, осознавая преимущества ситуации, и стремиться к балансу (желательно в $) с мистическим чувством.

Для примера рассмотрим, как реально реализованы все эти опции в натурном достаточно акцентуированном бальзаке.

Ньютон и другие

Рассматривая соционические коллизии, связанные с деятельностью Ньютона, я буду опираться на исследование М. Лытовой (Стовпюк) [7], содержащее не только убедительное рассмотрение соционических особенностей Ньютона, но и хорошо подобранные цитаты из, увы, недоступных мне источников. Согласно закону социона любой предмет имеет 16 точек обозрения, поэтому я взял на себя смелость добавить к содержащимся в [7] выводам и свою проекцию.

М. Лытова отмечает следующие особенности характера Ньютона, которые связаны с интуицией времени в сочетании с деловой логикой:
1. Повышенная тревожность, проявляющаяся также как особая осторожность.
2. Интерес к проблемам точного исчисления времени, хорошее чувство времени.
3. Затягивание дел до крайности, за которой их невыполнение уже чревато серьёзными неприятностями; часто при этом дело делается лишь под давлением заинтересованных лиц.
4. Несмотря на склонность к затягиванию при особых обстоятельствах Ньютон был способен выполнить дело очень быстро и при этом сосредотачивался на деле полностью.
5. Способность замечать глобальные тенденции, обнаруживать скрытые причины и делать прогнозы на будущее.

Особенно интересно в [7] сравнение Ньютона с Гуком – человеком, занимавшимся теми же проблемами, что и Ньютон, также носителя сильных интуиции и логики, но только другого цвета. Это сравнение демонстрирует различие в подходах к одному и тому же вопросу бальзака и дон-кихота.

Гук – не мог промолчать, Ньютон – включался в общение, только если не было другого выхода. Гука внешние обстоятельства хватали за фалды, тормозя, как растянутая пружина, Ньютона – пинали сзади, придавая ускорение. Гук – фонтан идей, Ньютон – гейзер.

Большое значение для понимания поведения Ньютона в его спорах с Гуком имеет трактовка его знаменитого высказывания "Гипотез не измышляю". И это при всем при том, что гипотез (в нашем понимании этого слова) в его работах хватало, в том числе и вполне ошибочных. Ключевой для объяснения я считаю фразу [7]:

Гипотезы могут быть полезны лишь при объяснении свойств вещей, но нет необходимости взваливать на них обязанности определять эти свойства вне пределов, выявленных экспериментом. Ибо, если бы можно было с помощью гипотез судить об истине и реальности вещей, то мне непонятно, как могла бы быть достигнута какая-либо определённость в любой науке; ведь можно изобрести множество гипотез, объясняющих любые новые трудности.

ИМХО, Ньютон ставит знак равенства гипотеза=объяснение. От любой науки требуются 2 составляющие: предсказывающая и объясняющая. Сумма этих двух компонент при имеющемся объеме наших знаний о предмете постоянна. И "усовершенствование" теории с целью повышения объясняющей силы в той же степени уменьшает её предсказывающую силу. Хорошим примером являются многочисленные навороты в соционике, связанные с подтипами, усиленными блоками и прочими игрушками. Они позволяют мэтрам исключительно эффектно объяснить любое поведение любого человека, неограниченно расширяя сферу применимости соционики. В объяснении оказываются задействованными все восемь аспектов во всех позициях. Но предсказать поведение человека в конкретной ситуации становится совершенно невозможно – слишком велика вариативность и многочисленность "правил".

Возвращаясь к Ньютону, можно сказать, что он не ценил объясняющую силу теории, гипотез он мог придумать не меньше любого другого, но не считал это работой. Серьёзным делом, достойным публикации, он считал доказательства, включая эксперимент и основанную на математике теорию. Все остальное было для него болтовней. Поэтому описываемая в источниках "месть" Гуку (Ньютон приказал уничтожить портреты Гука, принадлежащие Королевскому Обществу) – это была в очень небольшой степени месть (Гук несколько раз "срезал" Ньютона в математических доказательствах), в большей степени это было отрицанием интуитивного подхода Гука. Ньютон считал, что Гук, публикуя все приходящие в глову идеи, просто – как сказали бы в Америке – столбит участки, вместо кропотливой разработки этих участков ¹.

Вавиловская (гамлет?) точка зрения [14] – "Гук открыл много законов" – с точки зрения Ньютона означает "Гук высказал много гипотез". Такой подход характеризует игрока, который накупил много билетов лотереи в надежде повысить шансы на выигрыш. Но до тиража нельзя утверждать, что данный билет – выигрышный, точно так же нельзя утверждать – до доказательства – что данная гипотеза является законом. Ньютон и сидел на тираже, определяя, какая гипотеза – закон, а какая – пустышка.

Разница в типе проявлялась также в постоянном стремлении Гука вовлечь Ньютона в дискуссии, что приводило Ньютона в раздражение, а Гука – в недоумение. Похоже, для Ньютона постоянный раздражающий фактор в лице Гука был стимулом к творчеству – увы, мало ценимым. Гук же в работах Ньютона находил зацепки для своей интуиции. И этот тандем был весьма эффективным. К сожалению, история оценила только вклад Ньютона... В науке вообще нет адекватного способа отметить заслуги в прогрессе науки того или иного научного сообщества.

Есть мнение, что по масштабам своего таланта Ньютон и Гук – величины сопоставимые. Но по месту, занимаемому в истории науки, они совершенно несопоставимы: Ньютон – наравне с Эйнштейном и Аристотелем, Гук – в ряду с Бойлем-Мариоттом, Ван-дер-Ваальсом и Жолио-Кюри.

И хотя тормознутый Ньютон вроде бы доказал свое превосходство над стремительным и продуктивным Гуком, обобщать сравнительную эффективность их подходов на все времена было бы неосмотрительно. Для сравнения можно рассмотреть ситуацию, возникшую в той же физике триста лет спустя, и известную как "Молчание Пуанкаре" [11].

Пуанкаре был главой научной школы в начале прошлого века, под его руководством физика медленно, но верно двигалась к объяснению загадки, возникшей после знаменитых опытов Майкельсона. Вдруг вышли работы никому неизвестного дон-кихота (согласно [15]) Эйнштейна, и все пошло наперекосяк. И действительно непонятно: опыт – Майкельсона-Морли, преобразования – Лоренца, что же сделал Эйнштейн с точки зрения Пуанкаре? Он "объяснил". Похоже ситуация Ньютон-Гук повторилась, но только с обратным результатом. Теперь уже дон-кихот Эйнштейн пожал всю славу – все знают, кто такой Эйнштейн, но вот кто такой Пуанкаре? Я не нашел упоминания о Пуанкаре в трехтомнике физики для технических вузов. Популярный Эрик Роджерс отделался от Пуанкаре одной фразой [10]:

Пуанкаре и другие готовы были изменить определение времени и пространства.

А.М. Мостепаненко же, наоборот, утверждал:

Пуанкаре полагал, что предпочтительна та интерпретация, где сохраняется представление об эвклидовости пространства, а искривление луча света связывается с воздействием некоторой возмущающей силы

Сам Пуанкаре вторит Ньютону, говоря о множественности гипотез-объяснений [11]:

... любая механическая система, к которой применим принцип сохранения энергии, допускающая одно теоретическое объяснение, допускает также бесчисленное множество таких объяснений, из которых можно выбрать любое.

Остается неясным тип Пуанкаре. Он подчеркивал роль интуиции [16], утверждая, правда, что есть два вида интуиции.

Итак, в науке востребованы циклически то революционеры типа Эйнштейна, то эволюционеры типа Ньютона. Одни ломают удачной парадигмой устоявшийся ход развития, другие развивают и обобщают предшествующие достижения, внедряя эффективные математические методы. Таким образом, бывают моменты, когда удачная метафора стоит больше, чем добротная математическая разработка.

Но не все бальзаки столь удачливы, как Ньютон. Для охвата всего бальзачьего племени рассмотрим противоположный полюс – так называемый бальзак неудачник обыкновенный.

Бальзак-неудачник

Для человека, который не интересуется китайцами, все китайцы на одно лицо. Для человека, который не интересуется счастливыми семьями, все счастливые семьи похожи друг на друга.

Также и неудачники всех типов похожи друг на друга и неинтересны лишь для того, чья любовь – "раба достатка и успеха". Характерность бальзака проявляется независимо от удачи, поэтому поучительно посмотреть, как это все выглядит на примере бальзака-неудачника.

Жалкого, несимпатичного бальзака изобразил в своем романе "Револьвер Мегрэ" [13] Жорж Сименон. Франсуа Лагранж, человек неопределённых занятий, покинут двумя старшими детьми (дочь, похоже, максим), при нем остался лишь младший, судя по всему, тождик. Лагранж называет себя бароном, вращается в обществе, но истинным источником его доходов служит самый вульгарный шантаж. Но и в этом не замечательном занятии он – всего лишь шестерка. Барон имеет репутацю – среди тех, кто не подвергся шантажу, – просто дурака:

– ...Все так или иначе знают барона. – Что вам о нем известно? – Почти ничего. Это дурак, безобидный дурак, просто шляпа...

– Наведите справки. Это человек, которому всегда не хватает несколько сотен тысяч франков, чтобы начать какое-то удивительное дело и разбогатеть в течение недели. Это означает, что у него нечем заплатить за аперитив...

Один из тех типов, которые держа вас за пуговицу, сообщают, что они вложили несколько сотен миллионов в новое предприятие, и заканчивают тем, что просят несколько франков на обед или на такси.

Тем не менее, интересно. Хотя и "дурак", но планы имеет. Собственно говоря, интересно то, что его принимают за совсем другой тип. Это гамлет может запросто (и убедительно) строить планы, которые и не собирается осуществлять, и за которыми ничего не стоит. Планы гамлета – это декорация спектакля, спектакля о замечательном, неповторимом человеке. Планы бальзака могут оказаться туфтой, но только такой туфтой, в которую он верит. И он излагает их не ради аперитива, обеда и такси.

Она улыбнулась. – Какие дела, боже мой? Разве вы не знаете, что все дела, о которых разглагольствовал этот старый колпак, существовали только в его воображении?

А вот восприятие сенсорика. Воображение – ругательное слово. Достаточно уличить человека в наличии воображения, и можно больше ни о чем не спрашивая ставить на нем крест. Совсем по другому воспринимает Лагранжа сын-тождик:

Отец так хотел, чтобы все изменилось, что очень часто принимал желаемое за действительное... Но он не виноват. Он очень умный. У него полно интересных идей... Я хорошо помню, что очень долго, кажется два года, он предлагал во все министерства проект расширения и модернизации одного из марокканских портов... Если бы проект приняли, мы бы... стали богатыми. Когда плен дошел до высших начальников, они только пожали плечами. Они чуть не сочли отца сумасшедшим... А теперь это сделали американцы.
Мегрэ хорошо знал этот сорт людей!

Последнее замечание, сделанное от имени Мегрэ-габена тоже характерно. Сразу вспоминается американская поговорка: "Если ты такой умный, то где твои баксы?".

И вот этот жалкий, неудачливый шантажист терпит вполне заслуженную катастрофу. Он нарывается на крутого, который отнюдь не привык платить, не хочет платить, а наоборот – собирается развлечься: скрутить замухрышку-шантажиста в бараний рог.

В подобных ситуациях преступники обычно теряются. Как же так? Все было хорошо, и вдруг – на, тебе! Гром с ясного неба – лафа кончилась!

Но бальзак большую часть времени занят как раз этим – стелет соломку там, где потом упадет. Зная, что преступнику рано или поздно светит встреча с законом (и отнюдь не обольщаясь по этому поводу), Лагранж собирает досье на комиссара Мегрэ. Почему именно на Мегрэ? Лагранж обнаружил, что Мегрэ несколько раз дал слабину – сочувствовал преступнику, поэтому Лагранж хочет иметь дело (если приспичит) с Мегрэ. Как сообщает комиссару его помощник после обыска на квартире Лагранжа:

В картонной обложке... были собраны газетные фотографии и вырезки... здесь отобраны те дела, в которых вы в той или иной степени выступаете в роли защитника обвиняемого...

Предчувствуя, что скоро запахнет жареным, Лагранж через своего знакомого, доктора Пардона, пытается познакомиться с Мегрэ.

Именно во вторник после полудня Франсуа Лагранж последний раз звонил доктору Пардону, чтобы удостовериться, что Мегрэ будет обедать у доктора в среду. В этот час он ещё хотел встретиться с комиссаром и, вероятно, не только из простого любопытства. По-видимому, Лагранж не ждал визита депутата во вторник, но предвидел его появление в один из ближайших дней.

Однако шантажируемый депутат Дельтель действует столь стремительно, что Лагранж не успевает выполнить свой план знакомства с Мегрэ. Депутат врывается в квартиру шантажиста и...

Силы были неравны. Дельтель был полон сарказма. Он был человеком, привыкшим к борьбе, а перед ним стоял трусливый толстяк, дрожавший за свою шкуру...
Что он делал? Наверное плакал, умолял, просил прощения. И все это время он был загипнотизирован дулом пистолета.
В конце концов именно благодаря своей слабости он оказался победителем. Как ему удалось завладеть оружием? Какой хитростью он отвлек внимание депутата?
И тогда он перестал дрожать.

А вот тут Мегрэ ничего не понял. Возможно, и сам Сименон тоже. Лагранж вовсе не переставал дрожать. Не было ни хитрости, ни завладения оружием. Все было совершенно не так.

Дельтель размахивал перед самым носом перепуганного шантажиста пистолетом и ораторствовал – как привык это делать в парламенте. Он клеймил порок и упивался собственной неустрашимостью. Лагранж жался в угол и закрывал лицо руками, и дрожал, дрожал, дрожал. Но Дельтелю было мало собственного красноречия, зритель должен был видеть героя во всем его великолепии. Депутат хватал Лагранжа за руки и отдирал их от лица, он тыкал пистолет прямо в губы Лагранжа, в нос, в пухлые щеки. Но Дельтель не был убийцей, пистолет был нужен просто для антуража геройской сцены. Лагранж тоже не был убийцей, но он был в полтора раза увесистее депутата и в два раза сильнее. Когда от страха барон потерял голову, он просто схватил руку с пистолетом и вывернул ее. К сожалению, пистолет был снят с предохранителя...

Каковы же были после всего этого шансы Лагранжа на оправдание? Увы, небольшие. Даже "сочувствующий" Мегрэ понял дело так, что "... он хитростью отвлек внимание депутата... И тогда он перестал дрожать". То есть, попросту, хладнокровно застрелил Дельтеля.

Никаких шансов нет, план, связанный с Мегрэ, осуществить не удалось. Лагранж, не будучи профессиональным преступником, уже не имеет возможности замести следы. Но если шансов нет здесь и сейчас, надо подождать, пока они появятся. И Лагранж-бальзак тянет время. Он вывозит труп депутата из квартиры и начинает ждать.

Вдруг оказывается, что план знакомства, так беспардонно прерванный черезчур торопливым депутатом Дельтелем, дает плоды. Мегрэ заинтересовывается странным поведением незнакомого ему Лагранжа и приходит навестить его. Опыт полицейского подсказывает Мегрэ, что дело нечисто. Он начинает расследование.

...временами Мегрэ охватывала жалость, и сразу же он раздражался, чувствуя, что перед ним играют комедию. Возможно, этот человек был действительно болен, но не настолько, чтобы распластываться на постели, как жирный червяк, не настолько, чтобы в глазах его стояли слезы, а толстые губы складывались в гримасу плачущего ребёнка. – Скажите, Лагранж,...
Мегрэ замолчал и вдруг поймал взгляд Лагранжа, ставший неожиданно твёрдым, один из тех пронзительных взглядов, который на вас украдкой бросают женщины, когда им кажется, что вы разгадали их тайну.

А жирный червяк с гримасой плачущего ребёнка пытается сообразить, как ему повернуть дело с учётом изменившихся обстоятельств. И решать надо быстро – вот тут уже медлить нельзя. И надо все взвесить. Мегрэ сочувствует Лагранжу, но как использовать эту жалость?

Тут нет никакого рационального решения. Действия Лагранжа инстинктивны и основаны на чисто инстинктивном понимании ситуации. Лагранж предчувствовал сочувствие Мегрэ и не ошибся. Это сочувствие и даже взаимопонимание между преступником и полицейским любопытно. Что вообще объединяет бальзака и габена? Не только сильная творческая логика, которую они в данном случае используют друг против друга. Вероятно, ещё большее взаимопонимание основано на одинаково болезненной этике. Мегрэ как свой ощущает страх Лагранжа, его отчаяние, нежелание идти на общение.

Лагранж принимает решение. Он притворяется сумасшедшим. И вот, формально, в этой ситуации Мегрэ сделал для торжества правосудия то, что должен был сделать, но ведь он мог бы сделать и больше... Он знал, что Лагранж притворяется, он мог как следует нажать на Лагранжа, но он самоустранился.

– Если Франсуа Лагранж продержится в этом состоянии второй месяц... – А он продержится? – Конечно. Он слишком боится.
Пардон пристально смотрел на Мегрэ. Вопрос, который он давно хотел задать и был истинной причиной этого обеда, но доктор не спрашивал, а только смотрел на комиссара. – Что касается меня, – пробормотал комиссар, – то это уже не моё дело. Я сдал отчёт.
Почему у Пардона был такой благодарный вид? Это стесняло Мегрэ. Это дело действительно больше не касалось комиссара. Конечно, он бы мог...

Бальзаку-неудачнику не рукоплещут. Его достижения не впечатляют. Его личность вызывает насмешки, а судьба незавидна. Но сравнивая, как бальзак-неудачник решает свои далеко не шуточные проблемы, следует признать, что в своей частной и локальной борьбе с невзгодами он не менее бальзак и не менее по-своему замечателен, чем любой бальзак-пассионарий.

Стереотип времени

Итак, учет неприятностей, способность вовремя тянуть время, и действовать быстро, когда надо, способность делать время своим союзником в любой пертурбации... Да что это за время такое, что все время подыгрывает этим бальзакам?

Представьте себе: время, измеряемое секундамерами, будильниками, клепсидрами и кварцевыми генераторами, не имеет к бальзакам никакого отношения. Предполагать, будто бальзак отсчитывает секунды и таким путем оперирует временными интервалами и оценивает затраты по времени, значит путать бальзака со штирлицем. Чтобы понять время бальзака, надо разрушить стереотипы восприятия времени, что эффективно достигается структурным робеспьерным юмором [8]:

– Просто ты не привыкла жить в обратную сторону, – добродушно объяснила Королева. – Поначалу у всех немного кружится голова... – В обратную сторону! – повторила Алиса в изумлении. – Никогда такого не слыхала! – Одно хорошо, – продолжала Королева. – Помнишь при этом и прошлое и будущее! – У _меня_ память не такая, – сказала Алиса. – Я не могу вспомнить то, что ещё не случилось. – Значит, у тебя память неважная, – заявила Королева.

Эта Королева и есть королева бальзакофренического мира с его панибратским обращением со временем – раздвоение, поворот, сжатие и растяжение, приведение подобных членов и деление на ноль – рассортировать и проанализировать перечисленные фокусы способен только действительно увлекшийся проблемой времени робеспьер. Понятно, что все эти странности существуют только для чужих – тех кто, как Алиса, пришел из-за зеркала, а своим в этом мире ясно и комфортно.

– А ну, давай! – кричала Королева. – Ещё быстрее!
И они помчались так быстро, что, казалось, скользили по воздуху, вовсе не касаясь земли ногами, пока, наконец, когда Алиса совсем уже выбилась из сил, они внезапно не остановились, и Алиса увидела, что сидит на земле и никак не может отдышаться.
Королева прислонила её к дереву и сказала ласково: – А теперь можешь немного отдохнуть!
Алиса в изумлении огляделась. – Что это? – спросила она. – Мы так и остались под этим деревом! Неужели мы не стронулись с места ни на шаг? – Ну, конечно, нет, – ответила Королева. – А ты чего хотела? – У нас, – сказала Алиса, с трудом переводя дух, – когда долго бежишь со всех ног, непременно попадешь в другое место. – Какая медлительная страна! – сказала Королева. – Ну, а здесь, знаешь ли, приходится бежать со всех ног, чтобы только остаться на том же месте! Если же хочешь попасть в другое место, тогда нужно бежать по меньшей мере вдвое быстрее!

И некоторые реакции местных обитателей производят неизгладимое впечатление на непривычного человека:

Крик её был пронзительным, словно свисток паровоза; Алиса зажала уши руками. – Что случилось? – спросила она, как только Королева замолчала, чтобы набрать воздуха в легкие. – Вы укололи палец? – Ещё не уколола, – сказала Королева, – но сейчас уколю! А-а-а! – Когда вы собираетесь сделать это? – спросила Алиса, с трудом сдерживая смех. – Сейчас буду закалывать шаль и уколю, – простонала бедная Королева. – Брошка отколется сию минуту! А-а-а-а!
Тут брошка действительно откололась – Королева быстро, не глядя, схватила её и попыталась приколоть обратно. – Осторожно! – закричала Алиса. – Вы её не так держите!
...острие соскользнуло, и Королева уколола себе палец. – Вот почему из пальца шла кровь, – сказала она с улыбкой Алисе... – Но почему же вы сейчас не кричите? – спросила Алиса, снова готовясь зажать уши. – Я уже откричалась, – ответила Королева. – К чему начинать все сначала?

Претензия на знание будущего (которого из?), ленивое ожидание, а потом вдруг бег со всех ног, только, чтобы остаться на месте, бурная реакция на то, что ещё не произошло, и отсутствие реакции на реальное событие ("к чему начинать все сначала?") – все эти особенности обнаруживают рано или поздно в любом бальзаке их обескураженные друзья. В своих пародиях на мир бальзаков Кэрролл дал их в выразительно карнавальных формах.

Понять такое асинхронное поведение не так-то просто, даже дон-кихоты, бывает, оценивают бальзаков как свою ухудшенную копию [5]:

...интуиция времени T – просто следование за событиями... ...с возрастом интуиция становится только сильнее, и это вовсе не обязательно должна быть интуиция скептицизма, характерная для Бальзаков! ("бальзаковское" интуитивное восприятие – как раз является примером интуиции низкого уровня).

Не знаю Тинувиэль, но Хольгер вполне серьёзный человек, и его взгляды интересны, и потому хочу пояснить, как я его понял. ИМХО, он считает, что интуиция возможностей – это, типа, сферический веер векторов возможностей из данной точки пространства-времени. А интуиция времени – это видение только той возможности, которая впереди по мировой линии, то есть ничтожная часть интуиции возможностей. Эту вероятную будущую точку бальзак находит, то ли вычисляя три-четыре производных по времени, то ли подсознательно зная куда дует ветер – куда тронутся всей своей массой его дуал/полудуалы известные командармы нап/жук, а с ними активатор драй, извесные прессаторы макс и гамлет – в этом смысле у бальзака в соционе самая выгодная позиция для предсказаний – и даже безо всякой интуиции – посмотри, где лежит морковка, туда и пойдут сильные мира сего. А вычислить их реакцию на препятствия и кусочки сыра – не велика заслуга. Так я понял точку зрения Хольгера. Но у меня другая точка зрения. Интуиция времени не сводится к интуиции возможностей и не является интуицией скептицизма.

Окончание статьи

Литература