Антон Чехов: «Главное – быть справедливым,
а остальное всё приложится»

Окончание. См. начало статьи.

4. Блок СУПЕРЭГО ().

У ЛИИ в этом блоке – нормативная "этика отношений" () и болевая "волевая сенсорика" (). Нормативная проявляется в следовании нормам поведения, устоявшимся в обществе – но без собственной инициативы в проявлении чувств. Вот как вспоминал И.Н.Потапенко о ситуациях, когда Чехову приходилось встречаться с неприятными ему людьми: «Если ему невмоготу, он уйдёт, спрячется даже… но, пока он стоял лицом к лицу с человеком, каков бы ни был тот человек, он как бы считал долгом в лице его уважать человеческое достоинство» [1, стр.339]. Моделировать отношения ЛИИ чаще всего не умеет, даже если и хочет, ему проще в неприятных случаях вовсе избегать общения.

В домике Чехова в Ялте на стене был прибит плакат: «Просят не курить». Как замечает В.В.Вересаев: «Если бы не было этой надписи, и посетитель бы закурил, я не представляю себе, чтобы Чехов мог сказать: «Пожалуйста, не курите, мне это вредно» [1, стр.673]. И, действительно, об одном таком случае вспоминал А.И.Куприн. Однажды к Чехову пришёл архитектор, закурил сигару, несмотря на плакат, и начал требовать от Чехова, чтобы тот написал «корреспонденцию» о том, как его сынок напоролся на колючую проволоку и исцарапал себе ладонь. Поскольку человек пришёл к нему в гости, Чехову пришлось всё это вытерпеть. «Но едва архитектор наконец удалился, А.П. вышел в сад совершенно расстроенный, с красными пятнами на щеках. Голос у него дрожал, когда он обратился с упрёком к своей сестре Марии Павловне и к сидевшему на скамейке знакомому:

– Господа, неужели вы не могли избавить меня от этого человека? Прислали бы сказать, что меня зовут куда-нибудь. Он же меня измучил!» [1, стр.552].

Здесь ЛИИ выражает обиду на то, что никто из близких не пришёл на выручку, не позаботился о прикрытии его слабых сторон. Действительно, в подобных ситуациях и ЭИИ и ЛИИ чувствую себя очень неуютно.

Ошибочно, конечно, считать, что человек с болевой «волевой сенсорикой» безволен. Выше уже приводился рассказ о том, как Чехов в один раз покончил с рулеткой. Болевая проявляется, скорее, в неприятии силовых методов решения проблем, в неумении самому применять и тем более дозировать эти методы.

Болевая зачастую проявляется в неумении отстаивать свои права, получить то, что причитается по праву. Если учесть, что программная и нормативная часто делают человека очень аккуратным в денежных отношениях, то не трудно понять, насколько болезненно он относится к необязательности в этой области со стороны других. В.Н. Ладыженский: «А в денежных делах Чехов был деликатен до щепетильности. В ту пору передавал он мне, как один издатель, буквально выпросивший его рассказ и заранее его рекламировавший, вручил ему, наконец, за него какую-то до смешного ничтожную плату, если не ошибаюсь – 26 р. «Ведь не могу же я торговаться, – говорил Чехов. – С большой помпой, после всяких похвал, с некоторой даже таинственностью вручили мне грош. А мне надо лечиться, нужны деньги на Мелихово, а я и говорить об этом не могу» [1, стр.303].

Совершенно пренебрежительно и даже с некоторой брезгливостью, поскольку хорошо знал этому цену, относился Чехов к различным чествованиям: «Знаю я эти юбилеи! Бранят человека двадцать пять лет на все корки, а потом дарят гусиное перо из алюминия и целый день несут над ним, со слезами и поцелуями, восторженную ахинею!» [1, стр. 514].

Очень не любил Чехов, когда ему пытались навязать роль «свадебного генерала». Действительно, эта роль плохо совмещается с болевой . В. Фаусек вспоминает историю рассказанную ему Чеховым: «Можете себе представить?! Является ко мне [барон В.], представляется и просит сегодня же у него обедать, что у него соберутся гости и тому подобное?! Какой-то наивный нахал! … Спровадил его! Сказал ему, что не имею чести его знать и обедать к нему не пойду. Он только что ушёл от меня!». Как потом оказалось, этот барон заранее назвал гостей «на Чехова», и гости в назначенное время съехались к нему обедать. А обед оказался «без Чехова» [1, стр.195].

Болевая проявлялась и в отношениях Чехова с отцом, вероятно, ЛСИ. Не останавливаясь подробно на личности отца, вкратце отметим, что с сыном его, с одной стороны, роднили та же высокая принципиальность, честность, сдержанность, порядочность – а с другой стороны, он сильно отличался своими методами воздействия на близких.

Из воспоминаний И.Н.Потапенко, относящихся к тому времени, когда родители Чехова были уже пожилыми и находились на полном содержании сына: «К матери своей он относился с нежностью, отцу же оказывал лишь сыновнее почтение, – так, по крайней мере, мне казалось. Предоставляя ему всё, что нужно для обстановки спокойной старости, он помнил его былой деспотизм в те времена, когда в Таганроге главой семьи и кормильцем был ещё он… Конечно, это вспоминалось без малейшей злобы, но, видимо, оставило глубокий след в его душе… И не только того не мог простить А.П. отцу, что он сёк его – его, душе которого было невыносимо всякое насилие, – но и того, что своим односторонне-религиозным воспитанием он омрачил его детство и вызвал в душе его протест против деспотичного навязывания веры, лишил его этой веры» [1, стр.318]. Телесные наказания в семьях были обычным делом в то время, но едва ли многие сохранили обиду на «воспитателя», став взрослыми. Упреки отцу в ограниченности и навязывании этой ограниченности другим – тоже характерный пример «камня преткновения» между носителями творческой и носителями интуиции возможностей .

Нормативная "этика отношений" иногда проявляется и в своеобразном этическом законодательстве, изрядно сдобренном логикой, законодательстве чаще для себя, чем для «общего потребления»: «Если бы я женился, – задумчиво заговорил Чехов, – я бы предложил жене… Вообразите, я бы предложил ей не жить вместе. Чтобы не было ни халатов, ни этой российской распущенности… и возмутительной бесцеремонности» [1, стр.218]. То же в письме к Суворину: «Извольте, я женюсь, если вы хотите этого. Но мои условия: всё должно быть, как было до этого, то есть она должна жить в Москве, а я в деревне (он жил тогда в Мелихове), и я буду к ней ездить. Счастья же, которое продолжается изо дня в день, от утра до утра, я не выдержу. Я обещаю быть великолепным мужем, но дайте мне такую жену, которая, как луна, являлась бы на моём небе не каждый день» [1, стр. 698].

Порой ЛИИ стремится обезопасить привычное течение своей жизни от влияния даже близких людей, особенно если, как думал Чехов, это вмешательство может повредить его работе. В письме к сестре М.П.Чеховой, 2 июня 1901 г.: «О том, что я женился, ты уже знаешь. Думаю, что сей мой поступок нисколько не изменит моей жизни и той обстановки, в которой я до сих пор пребывал. Мать, наверное, говорит уже Бог знает что, но скажи ей, что перемен не будет решительно никаких, всё останется по-старому» [3].

Вообще же, ЛИИ находится под неусыпным контролем его программной . Из письма к Лике Мизиновой (1889): «В Вас, Лика, сидит большой крокодил, и, в сущности, я хорошо делаю, что слушаюсь здравого смысла, а не сердца, которое Вы укусили» [3]. Вообще же ЛИИ, как правило, настолько боится попасть к кому-нибудь в зависимость – материальную и эмоциональную – что предпочитает выдерживать с людьми достаточно большую дистанцию, чем может отталкивать людей искренне ему симпатизирующих (какая же дружба удержится на расстоянии?), так что в результате рядом остаются люди скорее «просто не мешающие» или непонимающе-восторженные. Та самостоятельность, за которую боролся Чехов, обернулась самой неприглядной стороной. В сущности, именно таким и был брак Чехова с О.Л.Книппер – ни детей, ни даже совместной жизни – каждый сам по себе.

И наоборот, всю жизнь Чехов подавлял в себе свою симпатию к Лике Мизиновой, а затем и Лидии Авиловой [1, стр. 200-293]. Подавить, в сущности, так и не удалось – «предательские» фразы то и дело прорывались в его письмах и даже рассказах («О любви») – просто его чувства стали им понятны, когда, в сущности, менять что-либо в личной жизни было уже поздно.

В чём же причина того, что ЛИИ боится связывать себя с глубоко симпатичными ему людьми? Весьма метко В.Гуленко в своей статье, посвящённой философу И.Канту, привёл его фразу, характерную для представителя типа ЛИИ: «Когда мне могла понадобиться женщина, я не был в состоянии её прокормить, а когда я был в состоянии её прокормить, она уже не могла мне понадобиться» [3, стр. 8]. В силу своей повышенной ответственности, с одной стороны – а с другой стороны, уязвимой – ЛИИ, находясь в стесненных материальных обстоятельствах, очень боится, что если он с ними не справится – эти же проблемы лягут и на плечи его близких (нельзя также забывать, что Чехов был серьёзно болен и не считал возможным обременять кого-то своими проблемами со здоровьем). Рисковать же, чтобы исправить свое положение «одним махом», будучи не особенно разворотливыми, представители этого типа не любят.

5. Блок ИД ().

Чехов в письме к Л.С.Мизиновой (1894 г): «Я до такой степени измочалился постоянными мыслями об обязательной, неизбежной работе, что вот уже неделя, как меня безостановочно мучат перебои сердца. Отвратительное ощущение» [1, стр.337]. Год спустя в письме к Суворину (1895 г): «Не работать мне нельзя. Денег у меня так мало, я работаю так медленно, что, прогуляй я две-три недели, моё финансовое равновесие пойдёт к чёрту, и я залезу в долги» [1, стр.337]. Подобные фразы встречаются в переписке Чехова не так уж редко. Хотя ЛИИ часто бывают «трудоголиками», они всё же предпочитаю размеренный стиль работы, когда не поджимают сроки, когда не надо постоянно работать «на износ». ЛИИ чаще стремится не к одноразовому крупному заработку, а к стабильному, предсказуемому и надёжному доходу, «финансовое равновесие» в этом случае, действительно, много значит.

Важность работы, необходимость её для других людей может заставить ЛИИ пренебречь своими интересами, целиком подчинить себя долгу. Вот отрывок из письма Суворину (15 августа 1892 г.), где Чехов описывал борьбу с холерой на вверенном ему участке: «Душа моя утомлена. Скучно. Не принадлежать себе, думать только о поносах, вздрагивать по ночам от собачьего лая и стука в ворота (не за мной ли приехали?), ездить на отвратительных лошадях по неведомым дорогам и читать только про холеру и ждать только холеры и в то же время быть совершенно равнодушным к этой болезни и к тем людям, которым служишь, – это, сударь мой, такая окрошка, от которой не поздоровится» [1, стр.322]. Это, однако, не означает, что Чехов занимался своей работой спустя рукава. «Но думая так, он носился по своему участку, входил в сношения с местными помещиками, уговаривал их жертвовать деньги. И, получив от земства на это какую-то сотню рублей, устроил свой участок образцово» [1, стр. 322]. В том-то и дело, что в блок ИД входят функции, по которым человек может успешно, с отдачей, работать, но вот хочет ли – это ещё вопрос.

6. Блок СУПЕРИД ().

Зачастую суггестивная функция менее всего развита у человека. Поддержка других здесь приветствуется и часто принимается некритично, а вот самостоятельного творчества стараются избегать. Знакомый Чехова, литератор В. Фаусек вспоминал: «А.П.Чехов был очень общителен и любил «компанию». В компании не отказывался и выпить, хотя пил очень умеренно. Пойти ли в невзрачный трактир Болотникова есть шашлыки, или куда-нибудь в погребок пить вино Чехов никогда не отказывался» [1, стр.191]. Однако, как ни любил Чехов такие компании, внимательный человек мог заметить, что и тут шла непрерывная работа. «Сидит, бывало, молча, улыбается, делает вид, что попивает вино. Не наблюдал ли он в это время, не приглядывался ли к распоясавшимся людям?» [1, стр.191].

Приятное, неформальное общение с друзьями – общение, которое может развеять, дать передышку в работе, очень ценилось Чеховым. Часто он приглашал кого-то из приятелей заходить к нему:

– Отчего не заходите? Заходите, поболтаем!

– В какое время? Когда Вы не заняты, Антон Павлович?

– Да когда хотите! Я всегда занят. И всегда могу бросить работу. Я люблю отдохнуть, поговорить!» [1, стр. 191].

«Но к чему он чувствовал непобедимый, почти панический ужас, так это к торжественным выступлениям, в особенности если подозревал, что от него потребуется активное участие» [1, стр.315]. Это и неудивительно, требование к интроверту, да ещё и со слабой работать на большую аудиторию как минимум его утомляет. Тут, разумеется, возможны варианты. Если человек с суггестивной не обладает вкусом и не испытывает отвращения к пошлым речам, его вполне можно «накачать» какими-то эмоциями и отправить вещать другим. Чехов, конечно, был человеком совершенно иного склада. Однажды намечались чествования писателя Д.В.Григоровича, где попросили выступить Чехова – он только что приехал по делам в Москву. Далее от лица И.Н.Потапенко: «Антон Павлович впал в мрачность… К вечеру он стал мягче. К нему вернулся его обычный юмор, и он от времени до времени прерывал своё молчание отрывочными фразами:

– Глубокоуважаемый и досточтимый писатель… Мы собрались здесь тесной семьёй…

– Что это ты? – спросил я.

– А это я из твоей речи, которую ты скажешь на обеде в честь Григоровича.

– Почему же из моей? Ты бы лучше из своей что-нибудь.

– Так я завтра уезжаю.

Я возмутился: «Как же так? Григорович, его письмо… Такие отношения…»

И тут он начал приводить свои доводы:

– Ведь это же понятно. Я был открыт Григоровичем и, следовательно, должен сказать речь. Не просто говорить что-нибудь, а именно речь. И при этом непременно о том, как он меня открыл. Иначе же будет нелюбезно. Голос мой должен дрожать и глаза наполниться слезами. Я, положим, этой речи не скажу, меня долго будут толкать в бок, я всё-таки не скажу, потому что не умею. Но встанет Лавров – и расскажет, как Григорович меня открыл. Тогда поднимется сам Григорович, подойдёт ко мне, протянет руки и заключит меня в объятиях и будет плакать от умиления. Старые писатели любят поплакать. Ну, это его дело, но самое главное, что и я должен буду плакать, а я этого не умею. Словом, я не оправдаю ничьих надежд» [1, стр.316]. И Чехов назавтра, действительно, сбежал в Мелихово.

Отвращение к помпе, к прочувствованным речам не покидало Чехова даже в критической ситуации. Вл. И. Немирович-Данченко вспоминал: «Как-то я ехал с Чеховым в пролётке; извозчик не успел свернуть с рельсов, – пролётка столкнулась с трамваем, перевернулась…; я сказал:

– Вот так, в один миг, могли бы мы и умереть.

– Умереть – это бы ничего, – сказал Чехов, – а вот на могиле Гольцев говорил бы прощальную речь – это гораздо хуже» [1, стр.422].

Так же плохо переносил Чехов сочувственные речи и утешения. Сразу после провала «Чайки» автор отправился на вокзал, чтобы отбыть в Мелихово. Потапенко, который провожал его, пытался удержать:

«– А то, может, раздумаешь, Антон Павлович, да останешься? – предложил я, когда раздался второй звонок.

– Ну, нет, благодарю. Сейчас все придут и утешать будут – с такими лицами, с какими провожают дорогих родственников на каторгу». [1, стр.361].

Но и к поздравлениям почитателей Чехов относился весьма сдержанно. К.С. Станиславский: «Не думайте, что после успеха «Чайки» и нескольких лет его отсутствия наша встреча была трогательна. А.П. сильнее обыкновенного пожал мне руку, мило улыбнулся – и только. Он не любил экспансивности. Я же чувствовал в ней потребность, так как сделался восторженным поклонником его таланта…. Антон Павлович заметил это и конфузился» [1, стр.378]. ЛИИ любит, когда ему создают хорошее настроение, дают повод для веселья, но редко бывает в восторге от чьих-то чрезмерных излияний.

Своеобразие чувства юмора ЛИИ, его нетрадиционность проявлялась и в оценке Чеховым жанра собственных произведений. К.С. Станиславский: «Что его больше всего поражало и с чем он до самой своей смерти примириться не мог, это с тем, что его «Три сестры», а впоследствии «Вишневый сад» – тяжёлая драма русской жизни. Он был искренне убеждён, что это была весёлая комедия, почти водевиль. Я не помню, чтобы он с таким жаром отстаивал какое-нибудь другое своё мнение, как это…» [1, стр.394].

Необходимость эмоциональной встряски, жажда смены впечатлений проявлялась у Чехова в постоянном желании куда-то путешествовать, видеть экзотические страны, переживать необычные впечатления – желании, которое, увы, не всегда удавалось осуществить. Но кое-что всё же удалось. Вот как Чехов описывал некоторые подробности своего пребывания на Цейлоне: «Затем следует Цейлон – место, где был рай. Здесь в раю я сделал более 100 вёрст по железной дороге и по самое горло насытился пальмовыми лесами и бронзовыми женщинами. Когда у меня будут дети, то я не без гордости скажу им: «Сукины дети, я на своём веку имел сношение с черноглазой индуской… и где? в кокосовом лесу, в лунную ночь» (Суворину, 9 декабря 1890 г.) [7].

Активационная функция тоже требует поддержки. Собственные действия могут здесь быть и успешными, но уж слишком быстро изматывают. Поэтому подпитка по этой функции необходима для «активной деятельности человека» [2]. Ведь работа по активационной отнимает энергию у сильных функций блока ЭГО, и тогда приходится делать выбор: или-или. В.Н.Ладыженский о болезни Чехова: «Это заставляло его лечиться, заботиться о гигиеническом образе жизни, отлучаться за границу, на юг, а ему не хотелось думать о самом себе, возиться с самим собой, его интересовала окружавшая жизнь, а суть его собственной жизни составляло творчество, для которого нужно было беречь здоровье…» [1, стр.303]. Похожи здесь и высказывания И.Н.Потапенко: «А себя он не лечил вовсе. Странно, непостижимо относился он к своему здоровью. Жизнь любил он каждой каплей своей крови и страстно хотел жить, а о здоровье своём почти не заботился…Вообще по отношению к [своим] болезням он проявлял какое-то ложное мужество. Он как будто стыдился слишком много заниматься ими, считал это малодушием» [1, стр.323-325].

Показательно и отношение Чехова к подаркам, которые ему дарили по поводу 40-летнего юбилей. Здесь явно чувствуется приоритет приятного и приносящего радость ( и ) над престижным и традиционным ( и ). А блок СУПЕРИД как раз и отражает запрос на наиболее желанный подарок. Из воспоминаний Станиславского:

«– Вот художник Коровин чудесный подарок мне прислал! Чудесный!

– Какой? – интересовался я.

– Удочки.

И все другие подарки, поднесённые Чехову, не удовлетворяли его, а некоторые так даже рассердили своей банальностью.

– Нельзя же, послушайте, подносить писателю серебряное перо и старинную чернильницу.

– А что же нужно подносить?

– Клистирную трубку. Я же доктор, послушайте. Или носки. Моя жена за мной не следит. Она актриса. Я же в рваных носках хожу. Послушай, дуся, говорю я ей, у меня палец на правой ноге вылезает. Носи на левой ноге, говорит. Я же не могу так! – шутил Антон Павлович и снова закатывался весёлым смехом» [1, стр.414].

В каждой шутке… Жена Чехова, О.Л.Книппер-Чехова, очевидно, не была его дуалом.

7. Заключение.

Вернёмся ещё раз к такой черте Чехова, как стремление к независимости. Довольно сильно она коррелирует с установкой одной из стимульных групп – интуитов-интровертов. Будучи недостаточно пробивными, довольно скромными, они, как правило, стремятся действовать вовсе не с широком размахом – их вполне удовлетворяет ценность их деятельности для них самих [6].

По воспоминаниям И.Н.Потапенко: «На аванс Чехов смотрел как на петлю, которую писатель сам набрасывает себе на шею. Случалось, что, взяв аванс и убедившись, что обещанной работы дать к условленному сроку не в состоянии, он делал огромное усилие, чтобы достать денег и поскорее снять со своей шеи петлю и вернуть аванс, чем, конечно, больше всех и несказанно удивлял издателя, который не был приучен к подобного рода щепетильности» [1, стр.335]. Такую же осторожность проявлял Чехов в одалживании денег. И.Н.Потапенко: «Никогда не бери взаймы у миллионеров, – сказал он… Да вот – неосторожность: я взял у этого. За неделю до отъезда из Москвы. В течение недели мы встретились два раза: в первый раз он заехал ко мне в номер на другой день после займа, сидел час и всё время говорил о том, какое это большое удовольствие выручить и поддержать талантливого человека. Мне было стыдно, и я хотел тут же вернуть ему взятые вчера деньги, но побоялся обидеть» [1, стр. 332]. Заметим, что у ЛИИ, к тому же, критерии независимости наиболее высокие, чем у остальных 3 представителей этой группы.

Независимость – это, конечно, не только материальная самостоятельность, ЛИИ старается быть свободным от чужих мнений, не прогибаться под их влиянием и всегда сохранять собственное достоинство. Примечательно, что писал 19-летний Антон в письме к брату Михаилу: «Не нравится мне одно: зачем ты величаешь свою особу «ничтожным и незаметным братишкой». Ничтожество своё сознавай, знаешь где? Перед Богом, пожалуй, перед умом, красотой, природой, но не перед людьми. Среди людей нужно сознавать своё достоинство» [3].

Вспомним, наконец, чеховскую фразу: «Я всю жизнь по капле выдавливал из себя раба». По-моему, это замечание очень точно характеризует социотип ЛИИ.

Литература:

1. А.П.Чехов в воспоминаниях современников. – М.: Гос. издат. худ. лит. 1960. – 834 с.
2. Горенко Е.А., Толстиков В.И. Природа собственного «Я». – М.: «Армада-пресс», 2001. – 288 с.
3. Громов М. Чехов. – ЖЗЛ, М. Молодая гвардия, 1993. – 394 с.
4. Гуленко В.В. Логик среди гуманитариев. Об антиномичном разуме Иммануила Канта // «Соционика, ментология и психология личности», 1999, №. 2. – с. 8–14.
5. Гуленко В.В. Структурно-функциональная соционика. – ч.1 – Киев: 1999. – 187 с.
6. Гуленко В.В., Тыщенко В.П. Юнг в школе. Соционика – межвозрастной педагогике. – Новосибирск: изд-во Новосиб. ун-та, 1997. – 270 с.
7. Игрицкий И. Неприличный классик (публикация в Интернет-газете utro.ru).
8. Онуфрієнко І.Д. Соціоніка. Робесп’єр: логіко-інтуїтивний інтроверт // «Наука і суспільство», 1990, № 2.
9. Стовпюк М.Ф. Тимофеев-Ресовский // «Психология и соционика межличностных отношений», 2003, в печати.